Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда
на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных
местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда
на вопрос: «Чьи луга и поемные
места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога
на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им
мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые
избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Из-за
изб тянулись во многих
местах рядами огромные клади хлеба, застоявшиеся, как видно, долго; цветом походили они
на старый, плохо выжженный кирпич,
на верхушке их росла всякая дрянь, и даже прицепился сбоку кустарник.
—
На кой дьявол нужна наша интеллигенция при таком мужике? Это все равно как деревенские
избы перламутром украшать. Прекраснодушие, сердечность, романтизм и прочие пеперменты, уменье сидеть в тюрьмах, жить в гиблых
местах ссылки, писать трогательные рассказы и статейки. Страстотерпцы, преподобные и тому подобные. В общем — незваные гости.
— А можно к вам пройти в
избу? — сказал Нехлюдов, подвигаясь вперед по дворику и с очищенного
места входя
на нетронутые еще и развороченные вилами желто-шафранные сильно пахучие слои навоза.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся.
Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание. Девочка не трогалась с
места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила
на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги висели, не шевелясь.
С каким удовольствием я поел крестьянского хлеба! Вечером в
избу собрались все крестьяне. Они рассказывали про свое житье-бытье
на новом
месте и часто вздыхали. Должно быть, несладко им досталось переселение. Если бы не кета, они все погибли бы от голода, только рыба их и поддержала.
До Лыкова считают не больше двенадцати верст; но так как лошадей берегут, то этот небольшой переезд берет не менее двух часов. Тем не менее мы приезжаем
на место, по крайней мере, за час до всенощной и останавливаемся в
избе у мужичка, где происходит процесс переодевания. К Гуслицыным мы поедем уже по окончании службы и останемся там гостить два дня.
Но
место, где они поселились, было признано неудобным, и в 1886 г. их четыре
избы были перенесены
на другое
место, к северу от Лиственничного версты
на четыре, что и послужило основанием для селения Хомутовки.
За недостатком
места в
избах, 27 семейств живут в старых, давно уже обреченных
на снос постройках, в высшей степени грязных и безобразных, которые называются «казармами для семейных».
Для случайных корреспондентов, судивших чаще всего по первым впечатлениям, имели решающее значение хорошая или дурная погода, хлеб и масло, которыми их угощали в
избах, и то, попадали ли они сначала в такое мрачное
место, как Дуэ, или в такое
на вид жизнерадостное, как Сиянцы.
Действительно, горел дом Петра Васильича, занявшийся с задней
избы. Громадное пламя так и пожирало старую стройку из кондового леса, только треск стоял, точно кто зубами отдирал бревна. Вся Фотьянка была уже
на месте действия. Крик, гвалт, суматоха — и никакой помощи. У волостного правления стояли четыре бочки и пожарная машина, но бочки рассохлись, а у машины не могли найти кишки. Да и бесполезно было: слишком уж сильно занялся пожар, и все равно сгорит дотла весь дом.
Кожин сам отворил и провел гостя не в
избу, а в огород, где под березой,
на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и
место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее
на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
Устинья Марковна так и замерла
на месте. Она всего ожидала от рассерженного мужа, но только не проклятия. В первую минуту она даже не сообразила, что случилось, а когда Родион Потапыч надел шубу и пошел из
избы, бросилась за ним.
Карачунский с удивлением взглянул через плечо
на «здешнего хозяина», ничего не ответил и только сделал головой знак кучеру. Экипаж рванулся с
места и укатил, заливаясь настоящими валдайскими колокольчиками. Собравшиеся у
избы мужики подняли Петра Васильича
на смех.
На Сиротке была выстроена новая
изба на новом
месте, где были поставлены новые работы. Артель точно ожила. Это была своя настоящая работа — сами большие, сами маленькие. Пока содержание золота было невелико, но все-таки лучше, чем по чужим приискам шляться. Ганька вел приисковую книгу и сразу накинул
на себя важность. Матюшка уже два раза уходил
на Фотьянку для тайных переговоров с Петром Васильичем, который, по обыкновению, что-то «выкомуривал» и финтил.
Она торопливо побежала к Пимкиной
избе. Лошадь еще стояла
на прежнем
месте. Под окном Таисья тихонько помолитвовалась.
Здоровье матери было лучше прежнего, но не совсем хорошо, а потому, чтоб нам можно было воспользоваться летним временем, в Сергеевке делались приготовления к нашему переезду: купили несколько
изб и амбаров; в продолжение Великого поста перевезли и поставили их
на новом
месте, которое выбирать ездил отец мой сам; сколько я ни просился, чтоб он взял меня с собою, мать не отпустила.
— Попробуй! — повторил Николай Силыч. — Тебя же сошлют
на каторгу, а
на место того вора пришлют другого, еще вористее; такая уж землица наша: что двор — то вор, что
изба — то тяжба!
Вследствие всего этого, не желая умереть с голода, он сломал ветхие отцовские хоромы,
на место их вывел просторную
избу и сделался сам, в одно и то же время, и землевладельцем, и работником.
Жена содержателя двора, почтенная и деятельнейшая женщина, была в
избе одна, когда мы приехали; прочие члены семейства разошлись: кто
на жнитво, кто
на сенокос.
Изба была чистая, светлая, и все в ней глядело запасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами. За чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое в здешнем
месте считается главным и почти общим крестьянским промыслом.
Однако
на этот раз он окончательного решения не принял, но и домой не пошел, а когда настали сумерки, вышел из крестьянской
избы и колеблющимися шагами направился в"свое
место".
Просто все как будто каким-нибудь волшебством здесь переменилось: все подновлено, словно
изба, к празднику убранная, а флигеля, где Груша жила, и следа нет; срыт, и
на его
месте новая постройка поставлена.
Она только что сейчас воротилась в
избу, в которой оставались ее вещи
на лавке, подле самого того
места, которое занял Степан Трофимович, — между прочим, портфель,
на который, он помнил это, войдя, посмотрел с любопытством, и не очень большой клеенчатый мешок.
— Все это я устроил и самому ему даже велел в черной
избе полопать!.. — отвечал бойко Иван Дорофеев и потом, взглянув, прищурившись,
на ларец, он присовокупил: — А ведь эта вещь не из наших
мест?
Довольный тем, что успел
на самом деле доказать Илье справедливость своего мнения насчет Гараньки, Порфирий Владимирыч с
места преступления заходит мысленно в
избу полесовщика и делает приличное поучение.
Погост стоял уединенно, в стороне от всякого селения; неподалеку от церкви ютились почерневшие
избы священника и причетников, а кругом во все стороны стлалась сиротливая снежная равнина,
на поверхности которой по
местам торчал какой-то хворост.
Поставил человек лошадь к
месту, кинул ей сена с воза или подвязал торбу с овсом, потом сунул кнут себе за пояс, с таким расчетом, чтобы люди видели, что это не бродяга или нищий волочится
на ногах по свету, а настоящий хозяин, со своей скотиной и телегой; потом вошел в
избу и сел
на лавку ожидать, когда освободится за столом
место.
В конце зимы другие двадцать человек отправились туда же и с наступившею весною посеяли двадцать десятин ярового хлеба, загородили плетнями дворы и хлевы, сбили глиняные печи и опять воротились в Симбирскую губернию; но это не были крестьяне, назначаемые к переводу; те оставались дома и готовились к переходу
на новые
места: продавали лишний скот, хлеб, дворы,
избы, всякую лишнюю рухлядь.
В ту же осень двадцать тягол отправились в Бугурусланский уезд, взяв с собою сохи, бороны и семянной ржи;
на любых
местах взодрали они девственную почву, обработали двадцать десятин озимого посеву, то есть переломали непареный залог и посеяли рожь под борону; потом подняли нови еще двадцать десятин для ярового сева, поставили несколько
изб и воротились
на зиму домой.
Какой он атаман, коли
место свое покинул?“ — После обеда, пьяный, он велел было казнить хозяина; но бывшие при нем казаки упросили его; старик был только закован и посажен
на одну ночь в станичную
избу под караул.
Вот что пишет г. Левшин о казацких кругах: «Коль скоро, бывало, получится какой-нибудь указ или случится какое-нибудь общее войсковое дело, то
на колокольне соборной церкви бьют сполох, или повестку, дабы все казаки сходились
на сборное
место к войсковой
избе, или приказу (что ныне канцелярия войсковая), где ожидает их войсковой атаман.
Вернее такую
избу назвать балаганом, какие иногда ставятся охотниками в глухих лесных
местах на всякий случай.
Привязав опять
на прежнее
место своего коня, он возвратился в
избу, подсел к проезжему, попотчевал его брагою и спросил, давно ли он из Казани.
— Слезай проворней, любезный, — продолжал приказчик. — Пока ты не войдешь в
избу, у меня сердце не будет
на месте.
Издали еще увидели они старуху, сидевшую с внучком
на завалинке. Петра и Василия не было дома: из слов Анны оказалось, что они отправились — один в Озеро, другой — в Горы; оба пошли попытать счастья, не найдут ли рыбака, который откупил бы их
место и взял за себя
избы. Далее сообщала она, что Петр и Василий после продажи дома и сдачи
места отправятся
на жительство в «рыбацкие слободы», к которым оба уже привыкли и где, по словам их, жизнь привольнее здешней. Старушка следовала за ними.
В бывалое время он не простоял бы так спокойно
на одном
месте; звучный голос его давно бы поставил
на ноги жену и детей; все, что есть только в
избе, — все пошевеливайся; все, и малый и большой, ступай
на берег поглядеть, как реку ломает, и поблагодарить господа за его милости.
Миновав огород, миновав проулок, Ваня повернул за угол. Он недолго оставался перед
избами. Каждая лишняя минута, проведенная
на площадке, отравляла радостное чувство, с каким он спешил
на родину. Мы уже объяснили в другом
месте нашего рассказа, почему родина дороже простолюдину, чем людям, принадлежащим высшим сословиям.
На этот раз, однако ж, Захар, движимый, вероятно, какими-нибудь особенными соображениями, не удержал Гришку. Он ограничился тем лишь, что следил за товарищем глазами во все время, как тот подымался по площадке. Как только Гришка скрылся в воротах, Захар проворно вскочил с
места и побежал к
избам, но не вошел
на двор, а притаился за воротами.
— Смотри же, ни полсловечка; смекай да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он, делая несколько шагов к ближнему углу
избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и солнышко! Что ж они, в самом деле, долго проклажаются? Ступай, буди их. А я пойду покуда до берега:
на лодки погляжу… Что ж ты стала? — спросил Глеб, видя, что жена не трогалась с
места и переминалась с ноги
на ногу.
Аким бросился без оглядки
на указанное ему
место, но, не найдя топора, засуетился как угорелый по всей
избе. Хозяйка рыбака приняла деятельное участие в разыскании затерянного предмета и также засуетилась не менее своего родственника.
Петр и жена его, повернувшись спиной к окнам, пропускавшим лучи солнца, сидели
на полу;
на коленях того и другого лежал бредень, который, обогнув несколько раз
избу, поднимался вдруг горою в заднем углу и чуть не доставал в этом
месте до люльки, привешенной к гибкому шесту, воткнутому в перекладину потолка.
Трудно было подумать, чтоб
место это было жилое — такой решительный вид запустения и беспорядка носила
на себе как наружность, так и внутренность
избы; однако, в этой
избе жил Давыдка Белый со всем своим семейством.
Нехлюдов вошел в
избу. Неровные, закопченные стены в черном углу были увешаны разным тряпьем и платьем, а в красном буквально покрыты красноватыми тараканами, собравшимися около образов и лавки. В середине этой черной, смрадной, шестиаршинной избёнки, в потолке была большая щель, и несмотря
на то, что в двух
местах стояли подпорки, потолок так погнулся, что, казалось, с минуты
на минуту угрожал разрушением.
— Може злые люди про меня сказали, — заговорил он дрожащим голосом: — так, верите Богу, говорил он, одушевляясь всё более и более и обращая глаза к иконе — что вот лопни мои глаза, провались я
на сем
месте, коли у меня чтò есть, окроме пятнадцати целковых, что Илюшка привез, и то подушные платить надо — вы сами изволите знать:
избу поставили…
Давыдкина
изба криво и одиноко стояла
на краю деревни. Около нее не было ни двора, ни овина, ни амбара; только какие-то грязные хлевушки для скотины лепились с одной стороны; с другой стороны кучею навалены были приготовленные для двора хворост и бревна. Высокий зеленый бурьян рос
на том
месте, где когда-то был двор. Никого, кроме свиньи, которая, лежа в грязи, визжала у порога, не было около
избы.
Сад опустел и обнажился;
на дорожках лежала толстая стлань желтых, мокрых от дождя листьев; плетневый частокол
местами совсем повалился,
местами еще держался кой-как
на весу, как будто силился изобразить собой современное европейское равновесие; за садом виднелась бесконечная, безнадежная равнина; берега пруда были размыты и почернели; обок с усадьбой темнели два ряда жалких крестьянских
изб, уныло глядевших друг
на друга через дорогу, по которой ни проехать, ни пройти невозможно.
Действительно, весь пол в сенях был занят спящими вповалку бурлаками. Даже из дверей
избы выставлялись какие-то ноги в лаптях: значит, в
избе не хватало
места для всех. Слышался тяжелый храп, кто-то поднял голову, мгновение посмотрел
на нас и опять бессильно опустил ее. Мы попали в самый развал сна, когда все спали, как зарезанные.
Все офицеры выбежали из
избы; к ним присоединилось человек пятьдесят солдат.
Место сражения было не слишком обширно, и в несколько минут
на улице все уголки были обшарены. В кустах нашли трех убитых неприятелей, но Рославлева нигде не было. Наконец вся толпа вышла
на морской берег.
Рославлев накинул шинель ротмистра и отправился к тому
месту, где был расположен обоз нашего авангарда. Повстречавшийся с ним полковой фельдшер указал ему
на низкую избенку, которая, вероятно, уцелела оттого, что стояла в некотором расстоянии от большой дороги. Рославлев подошел к
избе в ту самую минуту, как выходил из нее лекарь.
Потом народ рассыпался частью по
избам, частью по улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно было, чтоб описать их, и уж солнце начинало приближаться к западу, когда волнение в деревне утихло; девки и бабы собрались
на заваленках и запели праздничные песни!.. вскоре стада с топотом, пылью и блеянием, возвращая<сь> с паствы, рассыпались по улице, и ребятишки с обычным криком стали гоняться за отсталыми овцами… и никто бы не отгадал, что час или два тому назад,
на этом самом
месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..